— Кстати, о твоей карьере, Фингал…
Ну вот, началось. Фингал откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Мне кажется, теперь, по прошествии семи лет… — отец подался вперед, — я наконец примирился с твоим желанием изучать медицину.
Что? Глаза Фингала округлились от удивления. Примирился?
— Мы с отцом много говорили о тебе, сынок, — добавила мама.
— И только по одному вопросу пока не пришли к согласию, — продолжил отец.
Мама повернулась к нему.
— Может быть, не сегодня, Коннан?
— Когда же еще? Это ради блага самого Фингала.
Фингал не знал, что его ждет, но решил не терять самообладания, что бы ни сказал отец.
— Среди наших друзей есть медики, которые вращаются в литературных кругах. Доктор Виктор Миллингтон Синдж — племянник покойного драматурга Джона Миллингтона Синджа. Мистер Оливер Сент-Джон Гоугарти сам пишет стихи.
— Мистер Гоугарти не только поэт, но и хирург-отоларинголог, гонорар которого за одну операцию доходит до трехсот фунтов, — заметил Фингал и нахмурился. — Не понимаю, какое отношение имеет ко мне он и доктор Синдж.
— У них узкая специализация, — объяснила мама. — Отец несколько раз встречался с обоими, и эти люди, а также их работа в сфере медицины произвели на него глубокое впечатление.
Фингал отметил: заговорить об этом сам отец так и не решился, но приготовился предложить ему выбрать врачебную специализацию.
— Твоя мать абсолютно права, — подтвердил отец. — Видимо, я все-таки заблуждался, когда запрещал тебе даже думать о выборе факультета, Фингал.
Хвала Всевышнему.
Отец прокашлялся:
— Итак, наш подарок тебе на Рождество — пятьдесят ежегодных фунтов в ближайшие два года. Этого времени тебе хватит, чтобы освоить профессию.
Пятьдесят фунтов? Значит, больше не придется урезать себя во всем, ужиматься и экономить? Внезапно Фингала осенило: это же мост, переброшенный через пропасть, отделяющую его от отца. Он поднялся и пожал отцу руку.
— Спасибо, папа. Спасибо, мама. Храни вас Бог.
Появилась Бриджит с подносом и принялась убирать со стола.
— Мы прекрасно поужинали, — сказала мама, — я хотела бы сама поблагодарить кухарку. — И она вышла из комнаты.
Фингал, которому все еще с трудом верилось, что отец изменил свое мнение, взял бокал.
— Может быть, перейдем в гостиную?
— Вы идите, ребята, — негромко откликнулся отец. — А я допью кларет. Мы с мамой присоединимся к вам попозже.
— Только не задерживайтесь, — попросил Фингал и с улыбкой направился в гостиную. Он надеялся, что ему хватит времени выяснить, что тревожит брата.
Ларс упал в кресло перед пылающим камином и закинул ногу на ногу. Фингал занял второе кресло, поставив свой бокал на стол.
— Ларс, выкладывай, — заговорил он. — Что тебя гложет?
Ларс пожал плечами.
— Помнишь, ты говорил мне, что я сам пойму, когда наступит подходящий момент и найдется место?
Фингал задумался на секунду.
— Джин Нили?..
— Вчера вечером. Ужин в «Грешеме», прогулка по Феникс-парку. — Ларс извлек из кармана бархатную коробочку, открыл ее и показал кольцо. Его голос дрогнул. — Она сказала «нет». — Он вздохнул. — Мне следовало это предвидеть. Она призналась, что давно собиралась расстаться со мной, но решила подождать Рождества.
— Господи… — Фингал поднялся и положил ладони на плечи брату. — Сочувствую, Ларс. Мне правда очень жаль.
Ларс покачал головой.
— Спасибо, Финн, — он выпрямился и глубоко вздохнул. — Чувство времени у меня всегда было никудышным. — Ему удалось криво усмехнуться. — Ничего, переживу. Давай не будем поднимать из-за этого шум. Важно другое: старик наконец-то смирился с тем, что ты выбрал медицину. Ну и как ты себя теперь чувствуешь?
— Я огорошен, — признался Фингал.
— По-моему, мы с тобой превратно поняли его, — продолжал Ларс. — Приняли глубоко укоренившееся ощущение правильности своих действий за ослиное упрямство.
— Ты даже не представляешь себе, как я рад. Тебе ведь известно о моих стесненных обстоятельствах. Теперь навещать родителей будет гораздо приятнее.
— Рад слышать, Финн. Кстати, о визитах: когда собираешься в Портаферри?
