Фицпатрик засопел, на шее дрогнул кадык. Он неловко сорвал с носа пенсне и попятился.

— Я прослушал его сердце, осмотрел отек щиколотки. Ему крышка.

— Даже если так, он перепуган, — возразил Фингал. — Он буквально тонет в жидкости, которую не в состоянии вывести организм. Нельзя списывать его, словно старую клячу.

— Правильно, Фингал, — поддержала Хильда. — А ты подонок, Фицпатрик.

— Чепуха, — пробормотал Фицпатрик и поспешил уйти.

— И этот человек мечтает о наградах за отличную учебу! — вздохнула Хильда. — Ему прямая дорога в патологоанатомы. Пусть осматривает покойников. Им сочувствие ни к чему.

— А ему награды! — поддержал Фингал. — Ну, мне пора к Кевину.

— Иди, Фингал. Мы сделали все, что могли. — В ее голосе слышалось сочувствие. — В женском отделении пациентка с туберкулезом, пойду еще раз загляну к ней.

Фингал вздохнул и направился к кровати, на которой судорожно пытался дышать Кевин Доэрти.

— Кевин! — позвал он.

Пациент поднял костлявую, оплетенную синими венами руку, и Фингал понял, что Фицпатрик прав. Отекшие ноги Кевина казались огромными. Лимфа скапливалась в тканях, несмотря на то что ноги Кевина подняли, пытаясь обеспечить ее отток. В библейские времена такие отеки называли водянкой.

Фингалу вспомнилась страница из учебника. «В острых случаях застойной сердечной недостаточности в качестве последнего средства можно прибегнуть к множественным проколам нижних конечностей. В отечной ткани делаются многочисленные колотые раны, способствующие оттоку жидкости». Фингал сунул руку в кислородную палатку и обменялся рукопожатиями с Кевином.

— Сейчас вернусь, — пообещал он, запретив себе обращать внимание на мольбу в глазах пациента и поспешил прочь. Хильда считает, что было сделано все возможное? Нет, не все.

Сестру Дэли он нашел за ее рабочим столом.

— Мистер О’Рейли?

— Откуда можно позвонить доктору Пилкингтону? Это насчет мистера Доэрти.

— Он очень плох. Я удивлюсь, если он дотянет до утра.

— Вы наверняка правы, сестра, — кивнул Фингал, — но я хотел спросить доктора Пилкингтона, не помогут ли пациенту множественные проколы.

— Вы думаете? — переспросила она, и Фингал уловил в ее голосе уважение. — Такую процедуру я видела всего два раза. Она и вправду могла бы помочь. — Сестра указала на телефон. — Звоните. Он в клинике.

— Ты действительно хочешь сделать это, Фингал? — уточнил Джефф Пилкингтон. — Что-то ты слишком бледен. Я могу подменить тебя.

— Ничего, я сам, — отозвался Фингал.

Джефф кивнул.

— Мойся и надевай перчатки, а я подготовлю инструменты. И еще, Фингал… то, что ты собираешься предпринять, напоминает пытку, но при отеках нарушается передача нервных импульсов. Пациент практически ничего не почувствует.

Надеюсь, мысленно повторял Фингал, направляясь к шлюзу. Надев резиновый фартук, он принялся старательно мыть руки. К его возвращению Джефф и сестра уже успели подготовиться к процедуре. Кевин сидел на краю кровати, поддерживаемый сестрой. Его распухшие ноги свешивались на подстеленную клеенку.

Фингал подхватил пинцетом тампон, смочил его и объявил:

— Сейчас я обработаю вам ноги, Кевин.

Никакой реакции. Фингал принялся протирать обесцвеченную кожу, потом отложил пинцет и уставился на тележку с инструментами. На ней лежал единственный скальпель из нержавеющей стали, с треугольным острым лезвием. Фингал перевел взгляд на Джеффа и услышал:

— Начинай выше щиколотки и двигайся сначала вокруг одной ноги, затем вокруг другой. Делай проколы на расстоянии двух дюймов друг от друга.

Фингал взялся за скальпель. Он был холодным. Повернувшись лицом к Кевину, он присел на корточки.

— Будет немного больно, — предупредил он, изо всех сил надеясь, что Джефф прав насчет потери нервной чувствительности. Левой рукой Фингал взялся снизу за правую щиколотку Кевина Доэрти, чтобы обеспечить неподвижность ноги, потом глубоко вздохнул, перехватил поудобнее скальпель и сделал прокол.

И потерял счет времени. Дважды Кевин пытался отдернуть ногу, но его удерживали. По-прежнему сжимая окровавленный скальпель в руке, Фингал поднялся.

— Кажется, я все.

— Отличная работа, — оценил Джефф.

Фингал слабо улыбнулся, бросил скальпель на тележку, наклонился и приблизил губы к уху Кевина. «Все позади, Кевин». Ответа он не дождался — только затрудненное дыхание и свисты вперемешку с хрипами из груди больного.

Фингал бросил взгляд вниз, на надрезы, из которых на клеенку сочилась лимфа, смешанная с кровью. Подействуй, мысленно взмолился он. Пожалуйста, подействуй.

— Сестра, уложите его в кислородную палатку, — велел Джефф. — И побудьте с ним, пока мы не вернемся. Идем, Фингал. Тебе надо снять перчатки и вымыть руки.

Пока Фингал делал перфорацию, его движения были твердыми, но теперь руки тряслись. Он направился к раковине, неловко стащил перчатки и вымыл руки.

— Надо бы нам послать за католическим священником, — сказал Джефф.

Фингал обернулся к наставнику.

— Чтобы он соборовал больного? Провел последнее помазание? Неужели ты уже сдался? А я нет. Еще нет.

Джефф пожал плечами.

— По-моему, К. Д. не выживет, а он католик. В таких случаях полагается звать священника.

Фингал склонил голову.

— Ты прав, — пробормотал он. — Конечно, прав.

Он вытер руки, обернулся и увидел, что в дверях стоит медсестра с блестящими от слез глазами.

— Скорее! Кажется, у него фибрилляция желудочков.

Беспорядочные сокращения желудочков грозили остановкой сердца. Фингал метнулся к двери и ворвался в палату, по пятам сопровождаемый Джеффом. Чуть не сорвав занавески с петель, он раздвинул их и увидел, что полотнище кислородной палатки откинуто.

Кевин лежал безвольно, повернув голову набок. Его челюсть отвисла, грудь была неподвижной, взгляд остановился.

Фингал схватил Кевина за запястье. Холодная и липкая на ощупь кожа, никакого движения лучевой артерии у основания большого пальца. Фингал склонился к приоткрытому рту Кевина.

— Кажется, все…