— После всех тех хлопот, которые я пережил с вечером кино, — фыркает Джуд.
— Это было заботливо, — я кладу руку ему на затылок, щекоча короткие волосы там, сзади, что-то, что расслабляло его с тех пор, как мы были детьми. Наша мама была веселой и предприимчивой, но не привязчивой физически. Это ко мне Джуд приходил пообниматься.
— Гидеон контролировал, — Джуд не может удержаться, чтобы не сделать еще несколько уколов в адрес моего бывшего, раз уж мы затронули эту тему. — Всегда говорил тебе, что делать и как тратить твои деньги.
— Ну… Я думаю, он решил, что имеет на это право, как только мы обручились.
Гидеон, казалось, поддерживал меня, когда мы встречались, но как только кольцо оказалось у меня на пальце, ему захотелось кое-что сказать о моих планах на будущее и составлении бюджета. Особенно о моей необходимости платить за образование Джуда, хотя я бы никогда не сказала об этом брату.
У них с Гидеоном уже были натянутые отношения. Они были вежливы, но я могла сказать, что они точно не обожали друг друга, как две кошки, вынужденные жить в одном доме. И мы даже не сожительствовали — мы с Гидеоном планировали обзавестись собственным жильем, как только Джуд поступит в колледж.
Слава богу, мы этого не сделали. Было бы чертовски сложно распутывать наши жизни.
Все, что мне нужно было сделать, это занести коробку с вещами, которые Гидеон разбросал по моей квартире. За исключением его футболки с DMX.
Коробка выглядела такой жалкой там, на его крыльце. Трехлетние отношения, и все это уместилось в трех кубических футах.
— Все кончено, — обещаю я Джуду.
— Посмотрим, — он бросает на меня взгляд.
Я знаю, почему он мне не доверяет. Мы с Гидеоном расставались раньше и снова сходились. Он очень убедителен, и, если быть честной с собой, меня слишком легко убедить. Иногда я верю в то, во что хочу верить — что у меня есть кто-то, кто любит меня и будет рядом, когда я почувствую себя чертовски одинокой.
Что ж, я больше не собираюсь этого делать. Я собираюсь поверить доказательствам, которые у меня перед глазами. И у меня их более чем достаточно, когда дело касается Гидеона.
Новый старт, настоящие перемены — вот почему мы здесь. Я оставила старую Реми в Новом Орлеане, ее душа живет в селфи улыбающейся пары на крыльце Гидеона.
Теперь я здесь, в этой крошечной диораме, изображающей городок, причудливый, как пряник, темный, как сказка.
Джуд с интересом оглядывается по сторонам, когда мы въезжаем в Гримстоун. Он не был здесь с тех пор, как был маленьким.
Стоит великолепный осенний день, яркие сугробы листьев придают главной улице особенно живописный вид. Здания старомодны и в основном опрятны, хотя некоторые из новых магазинов и ресторанов соседствуют с более странными, обшарпанными заведениями. Тату-салон и сомнительного вида магазин карт таро примыкают к роскошному отелю «Монарх». Его фасад с золотыми завитушками напоминает о Дейне — как о пульсирующем пятне, расположенном прямо вокруг моей левой груди.
У меня возникает странное желание заглянуть внутрь и посмотреть, как выглядит его брат. Но я сомневаюсь, что кто-то с фамилией Коветт стал бы работать на стойке регистрации — брат, вероятно, отсиживается в каком-нибудь подсобном помещении, делая жизнь горничных невыносимой.
Вместо этого я паркуюсь перед закусочной Эммы, которая щеголяет красивым бирюзовым навесом и предлагает «Лучшие блинчики на 100 миль вокруг!», так написано на витрине золотым шрифтом. Столики забиты, что подтверждает это хвастовство.
Мы с Джудом втискиваемся в последний свободный двухместный столик прямо у окна. Официантки суетятся. У девушки, которая подходит к нашему столику, озорное личико, ярко-оранжевые волосы, собранные в два пучка, и очаровательная щель между зубами.
— Привет! — говорит она. — Что вам принести выпить?
— Черный кофе, — говорит Джуд.
Я спрашиваю:
— Ты готовишь латте?
— Обязательно. На самом деле, я единственная, кто может заставить работать этот кусок хлама, — она указывает ручкой на хитроумное устройство с таким количеством латунных ручек и трубочек, что сначала я думаю, что это церковный орган, а не эспрессо-машина.
— Тогда латте, — говорю я, улыбаясь.
— Поняла, — она не утруждает себя записью этого в своем блокноте.
Я наблюдаю, как она запускает эспрессо-машину, выпуская столько пара и пыхтя, как паровоз. Рядом с машиной находится доска объявлений, оклеенная местными вакансиями, рекламными объявлениями и плакатом «Пропала» дружелюбно выглядящая собака.
— Ты можешь оставить меня здесь, в городе, — говорит Джуд. — Я хочу немного осмотреть окрестности.
— Ты позвонишь мне позже, когда захочешь поехать домой?
— Да, или доберусь автостопом.
— Ни за что, это очень небезопасно.
— Я не из тех, кого похищают, — говорит Джуд. — Из-за пениса.
— Это не обезопасит тебя.
— Моя цель в жизни не в том, чтобы быть в безопасности.
— Ну, к сожалению, моя цель — сохранить тебе жизнь. Так что скажи, когда необходимо подвезти тебя, я серьезно.
Джуд раздраженно пожимает плечами. Он устал от моей няньки. Я знаю, что должна остановиться, но, во всяком случае, я чувствую себя более защищенной, чем среднестатистический родитель — хотя бы потому, что знаю, как легко можно потерять тех, кого любишь. Джуд — это все, что у меня есть. И я — все, что у него есть, даже если я чертовски его раздражаю.
Наша официантка возвращается с самым красивым латте, которое я когда-либо видела. Она разыграла небольшую сценку в завитках коричневого и сливочного — призрак тыквы, летучей мыши и молочной пены. Я, наконец, понимаю желание опубликовать фотографию своей еды, потому что это слишком красиво, чтобы пить без церемоний.
— Ты художник!
— Только с едой, — смеется она. — Вы двое в городе на выходные?
