Когда она закрывает дверь, она не утруждает себя включением воды или вентилятора, поэтому я слышу отчетливый звук ее горячей мочи, попадающей в унитаз. Мой член твердеет.

Скрип ее кроссовок по половицам заводит меня. Джинсы шуршат по ее ногам, когда она натягивает их, издавая невыразимо интимный звук.

Я проскальзываю обратно в гостиную, пока она моет руки. Она появляется снова, прижимая большой и указательный пальцы к внутренним уголкам глаз.

— Спасибо, — она направляется к выходу, не глядя на меня.

Я становлюсь перед ней так, что ее лицо оказывается напротив моей груди, выводя ее из равновесия. Я хватаю ее за руки, чтобы удержать.

— Ты в состоянии махать молотком после выпивки? Я не хочу, чтобы мне пришлось зашивать вторую ногу.

Это ложь — я с радостью дотронусь до любой ее части.

Реми качает головой.

— Я в порядке.

Еще одна ложь.

— Тебе нужен кофе, — заткнись, идиот. Целых два дня я с нетерпением ждал возможности понаблюдать, как Реми потеет и сгибается у меня во дворе, а теперь я подрываю свой собственный план.

Она открывает рот, чтобы отказаться, но, должно быть, на нее накатила волна усталости. Она вздыхает и вместо этого опускается на мой диван.

— Ладно, ты меня убедил.

Я оставляю ее там, пока завариваю свежий кофе. Проходит меньше минуты, прежде чем диван скрипит, когда она приподнимается, чтобы заглянуть на мои полки. Я даю ей достаточно времени, чтобы понаблюдать, молча ругая себя на кухне.

Что, черт возьми, я делаю?

Она делает меня таким импульсивным.

Реми — агент хаоса. Все женщины таковы, но она больше, чем большинство.

Все в ней неправильно и не то, что мне нравится. Но это именно то, что заставляет меня желать ее, как кислинку и специи.

Мой член наполовину затвердел в штанах. Так было с того момента, как я услышал, как ее Бронко громыхает по дороге.

Я прижимаю ладонь, вжимая ее в нижнюю, горячую точку.

Когда я выношу кружки, Реми снова стаскивает книги с моих полок. Она изо всех сил старается смотреть, а не трогать.

Она поднимает Сутру Лотоса.

— Ты медитируешь?

— Каждый день.

— Правда?

— Ты, кажется, удивлена.

Она беспокойно пожимает плечами. Она выглядит измученной и немного безрассудной.

— Кажется, немного не в себе для врача.

— Врачи знают, что разум силен. К лучшему это или к худшему.

— Что это значит?

Я вкладываю кружку с кофе в ее ладонь.

— Тебе может не нравиться все, что делает твой разум. Неконтролируемый разум — он... неконтролируемый.

— Кошмары, — бормочет Реми.

— Меня больше волнует, что происходит, когда я бодрствую.

Она резко поднимает взгляд.

— Я в порядке, когда бодрствую.

— Я это вижу.

Она хмурится на меня, затем хватает с полки книгу «Осознанные сновидения».

— Я беру это.

— Нет.

—Почему нет?

— Потому что на страницах останутся крошки, и тебе это все равно не поможет.

— Я не буду... мне не нужно, чтобы в нее попали крошки, — Реми отставляет свой кофе и прижимает книгу к груди, татуировки сбегают по обеим ее обнаженным рукам. Она вздергивает подбородок, надменная, как и ее брат. — И что заставляет тебя думать, что я не могу управлять своими снами?

— Потому что сны отражают реальную жизнь, — я выхватываю книгу у нее из рук и отбрасываю в сторону.

У нее нет оружия, и она внезапно разволновалась.

— О чем ты говоришь?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Ее рот открывается от возмущения.

— Ты ни черта не знаешь о моей жизни.

— Скорее всего, нет. Но я знаю, что вижу.