Темнота такая глубокая, что луна плывет над нефтяным океаном в чернильном небе.…
Стучу в папину дверь, маленькая ручка сжимается в моей…
Я стону и извиваюсь на кровати.
Стук, стук, почему он не отвечает?
По коридору стелется дым. Мы начинаем кашлять, Джуду хуже, чем мне. Я сжимаю кулак и сильно бью в дверь.
Дерево разлетается в щепки. Дверь распахивается. Папа повисает на ручке, покачиваясь. Весь корабль качается, никто не управляет.
В его комнату проникает дым. Он моргает в тумане, его глаза стеклянные и ошеломленные.
— Ч-что происходит?
— Пожар, папа! — я кричу. Дым обжигает мне горло. — Корабль тонет!
Он стоит там, застывший и немой, как будто он не может понять, как будто он даже не слышит меня.
Во сне его поражает паралич… это распространяется, как иней, по моим ногам, по всему телу, вниз по рукам…
Холод сжимает мою грудь, мое сердце, мои легкие. Я не могу дышать, не могу кричать, и я пригвождена к месту, не в силах ничего сделать, кроме как смотреть вверх сквозь сгущающуюся тьму…
Мои глаза открыты.
Я вижу комнату вокруг себя, но также и очертания моей мечты, наложенные сверху.
В окне проплывает бледное лицо, смотрящее на меня сверху вниз.
Я вижу фигуру, но с пустым лицом моего отца.
Мы застыли на месте, этот безликий мужчина наблюдает, а я пригвождена к кровати, парализованная.
Пока, наконец, я не кричу, и он не исчезает из виду, сон рассеивается, хватка ослабевает.
Я подскакиваю на кровати, вся в поту, моя футболка промокла насквозь. В окне нет лица, никого вокруг. Но мгновение назад он был там — кто-то такой же темный и твердый, как деревья снаружи, только сон размыл его лицо.
Мое сердце отбивает тысячу ударов в минуту, дыхание становится прерывистым. Я заставляю себя вдыхать и выдыхать глубоко и медленно…
Сначала возьми себя в руки, а потом действуй…
Я представляю, как мой отец произносит эти слова. Я бы предпочла думать о нем спокойно и ободряюще, вместо того чтобы вспоминать его ужасное белое, застывшее лицо.
Я представляю, как в уголках его глаз собрались морщинки, а по краям бороды — маленькие коричневые веснушки.
Только одна проблема, папа… Я очень давно не контролировала себя.
Я справляюсь и заставляю это работать. Это не одно и то же.
Тем не менее, я заставляю себя считать вдохи, пока мое сердце немного не замедлится.
Я ненавижу сон в параличе. У меня это не в первый раз и даже не в тридцатый. В моем списке самых ненавистных кошмаров он занимает примерно середину, после финала, где огонь проносится по коридору и сжигает нас всех заживо, и того, где корабль переворачивается и все висит вверх тормашками.
Финал, который я ненавижу больше всего, ближе всего к тому, что произошло на самом деле — мы с Джудом спасаемся с корабля одни на спасательном плоту.
Но во сне вместо того, чтобы мотаться восемь мучительных часов в темноте до прибытия береговой охраны, мы с Джуд плывем по черной, неподвижной воде. Пока, без предупреждения, наш плот не накренился, и Джуда не затянуло в водоворот. Я пытаюсь удержать его, я цепляюсь за его руки, но у меня недостаточно сил. Его вырывает и утаскивает под воду. И я остаюсь совсем одна, потому что не смогла его спасти.
Не нужно быть Фрейдом, чтобы объяснить, почему этот человек выводит меня из себя больше всего.
Джуд — это все, что у меня осталось. Забота о нем для меня важнее всего на свете — и с ним не всегда легко.
Я понимаю свои ночные кошмары.
Что я хотела бы знать, так это как вернуть их на место, чтобы я могла нормально выспаться ночью.
Мне следует укрыться одеялом прямо сейчас — завтра я буду без сил чинить забор Дейна после всей моей собственной работы. Но я сомневаюсь, что более трусливо, чем мне хотелось бы признать, при мысли о возможности вернуться в тот же сон.
В комнате холодно и тошнотворно. Мои худшие страхи сгущаются вокруг меня. Они шепчутся в трубе вместе с ветром.
И вдалеке, на нижнем этаже дома, я слышу звуки пианино…
Бинг... бинг... бинг…
Глава 11
Дейн
Реми вылезает из своего грузовика, она выглядит сонной и надутой. Я ожидал это, а может, и чего-то похуже, поэтому жду на тенистом крыльце, потягивая джин.
