— Ты где? — раздался в трубке голос Варвары, предпочитавшей в любом разговоре переходить сразу к сути. — Проверила выставку?
— Да, доброе утро… — произнесла я на автомате, совершенно беспричинно расстроенная тем фактом, что моим освободителем оказался не любимый человек, а музейный хранитель. — Я сейчас в первом зале, у входа в…
— Вижу, — перебила меня девушка и сбросила вызов.
Не успела я осознать, что снова оказалась один на один с щекотливой ситуацией, которую сама и создала, как плеча коснулась чья-то рука, заставившая обернуться и облегченно выдохнуть.
— Поздравляю, выглядит все прилично. — Варя махнула в сторону стены с музейными фотографиями, выуженными из фонда благодаря ее стараниям. — Я только от Палыча, он доволен. Просил тебя, кстати, помочь с какой-то инклюзивной программой, а то Ира приглашенного экскурсовода встретить не успевает.
— Спасибо, мне уже сказали. Познакомься, это Никита… — Я на секунду замялась, но, спешно выцепив глазами этикетку под скандальной фотографией, представила мужчину по всей форме: — Никитин.
Это точно его фамилия? Как-то не вязалась такая незамысловатая тавтология со стоящей напротив персоной.
— Никита Никитин? — повторила Варя, по-видимому тоже впечатленная получившейся комбинацией.
— Мои родители не отличались оригинальностью.
— А по вам и не скажешь. — Девушка изучающим взглядом пробежалась по фигуре фотографа, с отрешенным видом застывшего возле своей коллекции. — В очках-то все видно? Может, снимете?
— Боюсь, не поможет, — прокомментировала я, все еще раздраженная недавним спором. — Тут особый случай.
Варя снова задержала внимание на темных стеклах и внезапно сказала:
— А, так вы уже! Неожиданно. — Не успела я вникнуть в суть ее реплики, как коллега с обезоруживающей прямотой продолжила: — С глухими экскурсоводами мне приходилось сталкиваться, но о незрячих даже не слышала. Какой-то новый проект?
— Что? Это не…
— Программа «Слепой ведет слепого», — не дав мне слова, подхватил озвученное предположение лжеинвалид и протянул руку намного правее необходимого. — Очень приятно!
— Специалист по Брейгелю? — Варя пожала ладонь и деловито поправила собственные очки, скользнув пальцем по переносице. — Варвара. Местный хранитель.
— Звучит крайне внушительно, — отметил самозванец, проигнорировав и вопрос Вари, и мои распахнутые в ужасе глаза. — Я бы даже сказал сакрально.
Варвара, давно привыкшая к своей рутинной работе, скептически покосилась на отвесившего комплимент мужчину. Но, положа руку на сердце, я его понимала: когда-то и сама пошла в хранители, привлеченная красивым названием, наводящим на мысли о некоем священнодействии.
— Выглядит так же, поверьте на слово, — отметила я и резко замолчала, с запозданием поняв нечаянно сложившуюся двусмысленность.
И что, спрашивается, теперь делать? Сказать о глупой, неудачной шутке? Или пустить все на самотек? Как ни крути, а положение крайне неудобное. Даже не верится, что я позволила себя в это втянуть. Зла не хватает!
— Дина была хранителем до меня, — глазом не моргнув, пояснила мою реплику Варя. — Она уже похвасталась, какую лепту внесла в сегодняшнюю выставку?
Я невольно метнула взгляд в сторону экспоната, определенно ставшего вершиной моего вклада в искусство, и предостерегающе уставилась на Никиту. Но тот, похоже, уже вжился в роль, устремив невидящий взор поверх наших голов.
— Нет, Дина ничего об этом не говорила, — протянул мужчина и даже изобразил удивление в голосе.
— Она у нас скромница. — Варя беззастенчиво мне подмигнула, усугубляя неловкость момента. — От заслуг отмахивается, а сама ведь целую стену за день оформила.
— Вряд ли Никита сможет это оценить, — пролепетала я, отчего Варино лицо недоуменно вытянулось. — Ой! Я имела в виду, что у него другая сфера интересов…
— Да? И какая же?
— Специализируюсь на портретной фотографии, — тут же откликнулся мужчина. — Но я всегда стараюсь расширить свой кругозор. Все-таки в моем случае трудно поддерживать высокий уровень профессионализма в мире визуального искусства.
— Даже не представляю насколько.
— На самом деле не все так ужасно. Как говорят, глаза боятся, а руки делают.
— А вы, выходит, бесстрашный! — не сдержалась я, дойдя до той точки кипения, когда слова рождаются раньше понимания, стоит ли их произносить.
Нет, посмотрите на этого нахала за мой счет! И ведь хватает наглости так бессмысленно и беззастенчиво врать! Я уже открыла было рот, чтобы разоблачить болтуна, но тут Ник показательно ощупал воздух перед собой и возложил руку на мое плечо, по-прежнему невидяще глядя в одну точку где-то на горизонте.
— Когда занимаешься любимым делом, любой страх отступает! — пафосно выдал он и неожиданно спросил, сбивая с какой-то важной, правильной мысли: — Вот что такое портрет? А, Дина?
— Произведение искусства, содержащее изображение конкретного человека или группы людей, — оторопело выдала я стандартную формулировку, пока мозг был занят поиском деликатного способа выбраться из цепкого хвата и сбежать из зала как минимум на край света.
— Но ведь не любое изображение, так ведь? Каждый портрет — маленькая история, и для фотографа нет задачи важнее, чем рассказать эту историю своей работой. Показать характер, настроение, внутренний мир человека — и все это в одном моменте, когда палец щелкает по затвору. Сто двадцать пятая доля секунды, как говорит Энди Готтс. Вот так: щелк! А в следующий момент уже ничего не будет. Ни зевка, ни усмешки, ни блика в волосах — ничего, все закончилось. Но фотограф — щелк! — он это поймал. Потом напечатал, повесил на стену… И что мы видим?
— Портрет? — раздалось робкое предположение откуда-то сбоку, заставившее меня обернуться и нервно икнуть при виде сбившейся в кучку группы людей, с интересом внимающих импровизированной лекции. — Лицо другого человека? Из прошлого?
— А почему именно лицо? Почему не руки балерины? — Совсем не смутившись повышенному вниманию окружающих, Никита продолжил свою речь и махнул влево, где и впрямь висела указанная им фотография. — Дина, я же правильно запомнил расположение экспонатов?
— П-правильно, — выдавила я из себя внезапно севшим голосом.
— Или, например, спина спортсмена? — На этот раз Ник ткнул пальцем на добрый метр выше, и мне пришлось опустить его руку под понимающие кивки нежданных слушателей. — Или вообще силуэты влюбленных? Эм, кажется … Дина, там ведь?
Скрипнув зубами, я взяла мужчину за локоть, корректируя его хаотичные движения.
— Конечно, обычно смысловым центром портрета оказывается лицо, тут вы правы. Майкл Фриман так и вовсе считает, что на девяти кадрах из десяти самым важным элементом будут глаза, взятые в фокус. Причем неважно, студийная съемка или репортажная, видят вас или не замечают. А вот Ричард Аведон определял портрет как снимок человека, знающего, что его фотографируют. Почему? Да потому что в это понятие входит также то, что делает портретируемый со своим знанием. Любая деталь, от позы до морщинки на лбу, играет немаловажную роль для конечного результата. Но даже так в нем запечатлена не истина, а всего лишь мнение, которое сложилось из восприятия фотографа и зрителя.
