Привлеченные вдохновленной речью Никиты, еще несколько человек подтянулись к нашей компании и замерли перед оратором, как кролики перед удавом. Я глубоко вздохнула. Если сейчас начну говорить о возникшем недоразумении, то привлеку ненужное внимание. Значит, лучше подождать, скоро посетители сами потеряют интерес к разыгравшемуся здесь фарсу и разойдутся. Так? Так. Одно радует: необычный экскурсовод настолько поразил гостей музея, что никто не пытался рассмотреть меня внимательнее, дабы уличить в легкомысленном деянии позирования.
— Возьмем, к примеру, эту работу! — Мужчина, будто бы забыв о своей слепоте, со снайперской точностью указал на шедевр, для которого я послужила моделью. — Чей здесь портрет?
В глазах потемнело, и я невольно оперлась о руку Никиты, словно поменявшись с ним ролями. Казалось, вот сейчас, в ту же секунду, взгляды всех присутствующих схлестнутся на мне, а голоса проскандируют мое имя. Зажмурившись, еще сильнее сжала мужское предплечье, впиваясь ногтями в рукав бордовой рубашки, и не сразу осознала, что люди вокруг говорят совсем о другом. Вместо разоблачительных насмешек, со всех сторон посыпались реплики о ранимой девушке, на хрупкие плечи которой свалились непомерные тяготы жизни. Кто-то говорил о боли предательства и разрушенных надеждах, кто-то о чистоте души, показанной на контрасте с окружающей грязью. Мелькнуло даже сравнение с нежным цветком, пытавшимся пробиться сквозь камни. Оторопев, я слушала эти высказывания, попеременно краснея и бледнея, пока Варя не вернула меня в реальность, шепнув на ухо:
— Все-таки протащили обнаженку, ну хоть приличную. — Девушка посмотрела на часы, к счастью не заметив, как при этих словах у меня дернулся глаз. — Лады, Дин, я к себе. Там Руфик из экспедиции вернулся, хочет что-то любопытное показать.
— Простите, нам надо идти! — собравшись с духом, выпалила я в спонтанно сформировавшуюся толпу и, сжав запястье Ника, потащила его в сторону выхода, лавируя между людьми. — Извините! Пропустите, пожалуйста! Нас ждет другая группа!
— Что, правда? — удивился Никита, весьма убедительно спотыкаясь на каждом шагу и тем самым нещадно замедляя наше отступление. — Действительно ждет?
Я хмуро посмотрела на мужчину и, промолчав, продолжила путь к дверям. Единственное, что нас ждет за пределами зала, — это серьезный разговор.
Все бренно под нетвердыми шагами,
Неясна, зыбка новая стезя.
Нас в детстве неизведанным пугали
И берегли, опасностью грозя.
А выросли — не знаем, как оттаять,
Как выйти из давно застывших форм.
Тускнеет пылкий взгляд, ржавеет память,
И штиль сменяет юношеский шторм.
Жизнь крутится заезженной пластинкой
Под кончиком затупленной иглы:
За тактом такт, без пауз, без запинки,
Один мотив, протертый до дыры.
Но стоит замереть на миг, как вдруг
Уклад привычный валится из рук.
В музейном кафе было на удивление пусто, поэтому мы без проблем нашли свободный столик и поставили на него чашки на белоснежных блюдцах: мою с зеленым чаем и наполненную крепким кофе для Ника. На секунду я замешкалась, решая, куда сесть. Мягкий диван со стороны стены, безусловно, был самым удобным местом — значит, стоит уступить его гостю. Но, еще до того как я отодвинула стул, Никита кинул на его сиденье жуткие темные очки и вернулся к кассе. Недоуменно проводив взглядом мужскую спину, я опустила глаза на оставленный им аксессуар и со вздохом устроилась на краешке дивана. Остается только надеяться, что никто из посетителей выставки в ближайшее время сюда не зайдет и не застанет слепого экскурсовода внимательно изучающим витрину с десертами. Я тревожно огляделась, но из знакомых лиц обнаружила поблизости лишь долговязого юношу, убеждающего свою спутницу в том, что у нее глаза точь-в-точь как у Венеры Милосской. Молодой человек был полностью сосредоточен на заученных комплиментах и своей девушке — на этот раз пухленькой хохотушке с очаровательными ямочками на щеках.
— Не успел позавтракать, — коротко объяснил свою отлучку вернувшийся Ник, водрузив на стол тарелку с высоченной башней из бутербродов и блюдечко с тремя пирожными. — Присоединяйся!
И вместо того чтобы занять свое место на стуле, плюхнулся рядом на диван и немедля приступил к уничтожению бутербродной пирамиды, вгрызаясь в кусок красной рыбы.
— Приятного аппетита, — машинально пожелала я и неловко поерзала, пытаясь отползти подальше от горячего бока мужчины.
— Фпафибо! — произнес он и с наслаждением заглотил следующий ярус сооруженной башни — на этот раз с копченой колбасой. — А здесь ничего так, атмосферно, хотя тесновато, конечно. Но потолки сводчатые прикольные, и освещение отличное. Я бы только фотографий на стены добавил.
— Вы уже одну добавили — из тех, что не следовало, — отрезала я, мигом вспомнив о намерении выплеснуть на наглого фотографа все свое возмущение. — А потом еще и балаган в зале устроили.
— Да ладно, весело ж было! — Никита расправился с третьим бутербродом и беззаботно отхлебнул кофе, одним глотком опрокинув в себя небольшую чашку. — Мда, негусто… Пойду еще возьму. Ты что будешь?
Я лишь нахмурилась и покачала головой, показывая, что ни в чем не нуждаюсь. Разве что в искреннем раскаянии, но его-то мне точно не дождаться.
— Нечего искушать, все равно я не стану вас есть! — прошептала я дорогущим пирожным, подсунутым мне под нос, и вдруг подумала, что в случае с Ником столь щедрый жест можно трактовать как неловкую попытку извиниться за доставленные неудобства. Затем покосилась на мужчину, который, легкомысленно насвистывая, изучал кофейную карту, и отбросила эту дикую мысль. Размечталась, как же! Такому, как Ник, муки совести, похоже, вообще неведомы.
— Слушай, так ты правда здесь работаешь? — Мужчина выставил перед полуразрушенной вышкой из бутербродов целую армаду кофейных чашек и сел подле меня, снова заставив потесниться. — Я-то сначала решил, что просто на себя пришла посмотреть.
— Работаю, — сухо ответила я и зачем-то уточнила: — Музейным педагогом.
— Это что за зверь? Типа учитель?
— Скорее, экскурсовод для детей. Но, в целом, да, с учителями у нас много общего.
— Ого, и как тут тебе? — Никита сделал неопределенное движение рукой, описав бутербродом с сыром рваный круг в воздухе. — Нравится?
— Очень! — Я улыбнулась, но, спохватившись, поспешила принять суровый и недовольный вид. — Но, будь я экспозиционером, узнала бы о своей фотографии раньше и тогда…
— Что тогда? — с интересом спросил Ник, опустошил ближайшую кофейную чашку и водрузил ее на соседнюю, решив, по всей видимости, воздвигнуть новую высотку вместо съеденной.
— Убедила бы вас заменить портрет, — ответила я как можно тверже, стараясь, чтобы в голосе прозвучала не только уверенность, но и некий намек на угрозу.
— Правда, что ли? Так еще не поздно! Можешь прямо сейчас начинать, я не против. — Мужчина изобразил приглашающий жест и, попивая кофеек, как бы между делом пододвинул ко мне блюдечко с оставшимися без внимания десертами. — Ты чего не ешь, кстати? Угощайся.
— Перестаньте уже фамильярничать! — вспылила я, почувствовав, как пережитое волнение и недосып перерастают в неконтролируемое раздражение. — Мы с вами на брудершафт не пили, между прочим.
