— Чт… кхе-кхе… это такое? — выдавила я из себя, как только ощущение огня, пожирающего легкие, сменилось на согревающее тепло.
— Лучший коньяк из моих запасов! Руфик презентовал, — с нежностью добавила Варя, предусмотрительно пряча бутылку в свой тайник. — Ну-ка подыши!
Возмущенная происходящим, я гневно раздула ноздри и с удивлением замерла, когда пробитый алкоголем нос не только беспрепятственно втянул в себя воздух, но и распознал насыщенный фруктовый аромат, исходящий от пустой мензурки. И правда помогло, даже голова прочистилась.
— Еще рюмашку? — деловито поинтересовалась Варя, наслаждаясь моим ошарашенным видом.
— Я же на работе!
— И что? Глядишь, экскурсии пойдут веселее.
— У меня сегодня методический, — призналась я, на что трачу день, отведенный для научных исследований. — Ой, изо рта теперь спиртом пахнет, наверное.
— Не спиртом, а отличным бренди, — оскорбилась Варвара за свое чудодейственное средство. — Не ссы, скоро выветрится.
— Точно? Так ведь даже в зал не выйти…
— Скажите пожалуйста! То есть с легким коньячным шлейфом ей не выйти, а с этой похабщиной — нормуль!
— С к-какой похабщиной?
— С этой!
Девушка обвинительно указала перстом на мою щеку и, натолкнувшись на стену абсолютного непонимания, перевела палец на зеркало за моей спиной. Повернув голову, я впервые за сегодняшний суматошный день посмотрела на собственное отражение и искренне ужаснулась.
— Я же так по улице шла… — прошептала одними губами, разглядывая четкий отпечаток на правой стороне лица.
Новенькое издание «Венеры в мехах» сыграло со мной злую шутку, изощренно отомстив за сон на своих страницах. Некачественная типографская краска буквально въелась в кожу и весьма читабельно сложилась в рецепт «чувственных наслаждений» и «пламенной страсти». К счастью, руководство оказалось несколько обрывочным по причине несовпадения форматов моего лица и приобретенной книги, но отдельные слова и даже фразы не оставляли сомнений в том, какую именно литературу я читала нынешней ночью. Щеки невольно заалели, бесстыдно подкрасив цитаты из творения Захер-Мазоха.
— На! — Увидев мое расстройство, Варя все же нацедила еще полмензурки волшебного лекарства от аллергии — видимо, для нервной системы оно было не менее действенным. — Да не парься, это я знаток зеркального кода, шпарю на нем как да Винчи. А другие, если и заметили надпись, то приняли ее за абракадабру.
— Думаешь?
— Зуб даю! — Девушка подтолкнула ладонью донышко импровизированной рюмки, заставив меня опрокинуть предложенное угощение. — Так-с, полечились, а теперь за дело. Пусть эта «Артмуза» в жопу идет, у нас и свои яйца есть!
* * *
Когда я, выжатая словно лимон, покидала музей, работа в зале еще кипела. Рената Геннадьевна со всей ответственностью контролировала развеску, благодаря Всевышнего за то, что в свое время не поддалась на уговоры художника-архитектора и не дала выкрасить стену в яркие цвета, построенные на взаимодействии с предполагаемыми работами. Нейтральный серый фон позволил без проблем поместить на стене монохромные фотографии, лишь слегка отрегулировав освещение: из-за малого количества снимков пришлось следовать европейской традиции, увеличив дистанцию между экспонатами. Но, по мне, такой минимализм смотрелся даже более современно и выигрышно, в чем я не преминула убедить взволнованную женщину.
Любуясь старыми снимками со следами времени, придававшими им особое очарование, я поймала себя на мысли, что тяга к прекрасному существовала во все эпохи. Что тогда, что сейчас люди неуклонно стремились к совершенству, созданному человеческим сознанием и воплощенному руками гениев. Из века в век идеалы сменяли друг друга, но вызванные ими любовь, трепет и страсть никуда не исчезли из глаз тех, кто умеет видеть. Вот фотография сороковых годов, запечатлевшая молодых художниц в Греческом зале, — они похожи на юношу и девушку, которых я постоянно вижу в музее. А здесь изображение из пятидесятых, на котором реставраторы осматривают Афродиту Хвощинского, — в памяти тут же всплыл образ местного ловеласа, сравнивающего каждую свою пассию с древнегреческой богиней. Даже взгляды работников мастерской живописи с соседнего фото почему-то напомнили мне о женщине, что каждый день часами стоит перед одной и той же картиной. Я всматривалась в незнакомые лица, ставшие частью истории, и невольно представляла на их месте своих современников. Каждый из снимков протянулся незримым мостиком от прошлого к настоящему, все в них подчинялось общей идее и радовало глаз.
— Спасибо тебе, дочка, — проникновенно поблагодарила меня Рената Геннадьевна, расчувствовавшись едва ли не до слез. — Без тебя бы я, старая, не справилась!
Добрые слова теплым огоньком согрели сердце, превращая усталость в приятное чувство удовлетворения.
— Ты иди, Диночка, иди, — погнала меня старушка домой. — Приболела, что ль? Вон щечки какие красные! А нам все равно немного осталось. Сейчас от Никитина должны замену привезти — и считай отмучились.
Прощаясь с Ренатой Геннадьевной, велела ей поцеловать от меня Моне и Мане в пушистые мордочки. Напоследок посмотрела на пустующее место среди разноформатных фотографий в центральной части зала: большому прямоугольнику отводилась роль стоппера, на котором застынет взгляд каждого посетителя. Если работу не привезут, это будет катастрофа.
Все преходяще в мире, полном мук.
Казавшееся важным испарится,
От прошлого доносится лишь звук
Дождя по полусгнившей черепице.
Ушедших чувств насильно не вернуть,
Забытых грез нам лучше не тревожить —
Я знаю это, выбирая путь,
Который мне спокойствия дороже.
Мир словно разделился пополам,
Вразмах перечеркнув мои сомненья.
Минувшее осталось где-то там.
Там — тишина, покой, оцепененье.
Здесь — Рубикон. Здесь, между берегами,
Все бренно под нетвердыми шагами.
«Это катастрофа! — вопил мой внутренний голос перед огромным цифровым отпечатком, занявшим почетное место в центре внутренней драматургии экспозиции. — Лучше бы не привозили!»
Сглотнув ком в горле, я обвела взглядом зал, в оформление которого было вложено столько сил. Стена, ставшая причиной вчерашних переживаний и бессонной из-за волнения ночи, смотрелась очень гармонично: музейная тема совсем не выбивалась из общего эстетического фона, а напротив, удачно его дополняла. Беда же пришла, откуда ее не ждали.
