Я распахнула халат, который вдруг показался слишком теплым.

Когда просмотрела все пятнадцать распечаток, чай давно остыл, спина намокла, а дрожь перешла с рук на все тело. Пожалуй, Никите удалось сотворить чудо на ровном месте. Фотосессия определенно стоила потраченных на нее денег и нервных клеток, а ведь это я еще не видела остальные фото. Интересно, что представляют собой другие снимки, охарактеризованные администратором как «удачные кадры»? Подцепив черную флешку, я в нетерпении шмыгнула в свой крохотный кабинетик, переделанный из чулана, и села за ноутбук.

— Доброе утро, Умка, — поздоровалась я со своим компьютером, поднимая белую крышку. — Ты только не подглядывай, хорошо?

Открыв папку с фото, я развернула первое на весь экран. Ой, это самое начало съемки, у меня еще макияж на лице. Я грустно улыбнулась, вспомнив, как искала в интернете обучающие ролики по смоки айс и как тщательно красилась. Но сейчас, глядя на себя в этом образе, я понимала, что фото, хоть и красивое, показывает совсем не меня. Странно, как это сразу заметил незнакомый мужчина. А с другой стороны, на то он и профессионал, разве нет?

Съемка продолжается — и вот я гневно смотрю в объектив, похожая на взъерошенного воробушка. Снимаю чулки — кто бы мог подумать, что это может быть так красиво? Даже моя неловкая поза смотрится естественно и мило. Лицо немного меняется, когда я раздеваюсь дальше — еще ранимее, еще нежнее. Тут я заливаюсь краской стыда и закрываю глаза, чтобы спрятаться от нацеленного на меня объектива. Стою, зажав в руке трусики, — этот кадр заставляет меня закусить губу. Неуверенно поднимаю взгляд на фотографа — все мои эмоции запечатлены здесь. Собственное изображение оказывает на меня какой-то странный, гипнотический эффект. Долгое время не могу отвести глаз от снимка и невольно вспоминаю полноватую женщину, которая вот уже месяц приходит в музей, чтобы посмотреть на одну и ту же картину. Я всегда задавалась вопросом, что хочет рассмотреть она в одном-единственном полотне. Скрытые детали? Тайный замысел? Причудливую игру света? Теперь я, кажется, ее понимаю: есть работы, завораживающие зрителя своей цельностью и гармоничной завершенностью без отсылок к логике и анализу. Как эта — попадающая в самое сердце.

Я встряхнула головой, отгоняя наваждение, и щелкнула мышкой. В отдельной папке нашлись и те фотографии, что уже были знакомы мне по распечаткам. Только каждая со множеством вариантов: с чуть сдвинутым ракурсом, с едва различимым поворотом головы, в цвете и в черно-белой обработке. Зря я волновалась насчет количества. Пожалуй, я могла бы радовать Лешу своими изображениями еще долго, выдавая по одному в день. Но моя цель вовсе не в этом, правда? Я ведь хочу не только привлечь его внимание, но и напомнить, что я этого внимания стою.

И, облегченно закрывая крышку ноутбука, я отчетливо осознала, что да, стою. Определенно стою.

Воодушевленная этой мыслью, я сложила снимки обратно в конверт и спрятала в ящик стола, на самое дно, под ужасную шаль, присланную мамой еще осенью. Завтра как раз выходной, у меня будет отличная возможность подготовиться к романтическому ужину, где они пригодятся. Только бы дождаться!

Напевая под нос «Хабанеру», я кружилась по тесной однокомнатной квартирке, собираясь на работу. Уже в коридоре надела мягкий бежевый кардиган, прицепила к нему георгиевскую ленточку и, нырнув в удобные туфли, вышла за дверь.

Улица ударила запахом весны, тут же защекотавшим нос. Я чихнула в ладонь и сделала мысленную пометку зайти после работы в аптеку: начался период цветения, способный вычеркнуть из моей жизни целый месяц, если вовремя не принять лекарство. Подумав об этом, на несколько секунд прикрыла глаза, подставляя лицо теплому майскому солнцу. А потом снова чихнула и со вздохом зашагала в сторону музея.

— С праздником! Здоровья и мирного неба над головой! — от всей души желала я проходящим мимо ветеранам, и те рассыпались в благодарностях, будто это я, а не они, совершила подвиг.

С улыбкой я посмотрела на девочку с алой гвоздикой в руках. Оглядываясь на маму, она несмело подошла к пенсионеру в усеянном медалями кителе и вручила ему цветок. Старческое лицо озарилось таким счастьем, что сердце защемило и глаза невольно поймали вывеску цветочного магазина неподалеку.

— Доброе-утро, — встретила меня бойкая продавщица приветственной скороговоркой, стоило только переступить порог. — Вам-что-нибудь-подсказать? Рекомендую-тигровые-лилии-сегодня-они-идут-по-акции!

Я покосилась на яркие букеты, похожие на огненные звезды, и невольно почесала нос, раздраженный приторно-сладким запахом.

— Можно мне эти? — поторопилась я с выбором, показав на вазу с нежными цветами белого цвета. — Пять штук, пожалуйста.

— Хотите-дополнить-эустому-альстромерией-или-розой? — тут же выпалила женщина, половину слов которой я с трудом могла разобрать. — Они-прекрасно-сочетаются-и-великолепно-смотрятся-в-единой-композиции!

— Нет, спасибо, пяти цветов будет достаточно. Просто перевяжите лентой.

— С вас тысяча двести пятьдесят, — недовольно объявила продавщица, речь которой тут же приобрела чеканную точность.

Платежный терминал радостно пикнул, проглотив мой обычный недельный расход. Ничего, скоро аванс, а человеческое внимание дороже любого букета.

— До свидания, — попрощалась я с флористом и, получив в ответ отработанное «Приятного-дня-заходите-еще-будем-рады-вас-видеть!», направилась к музею.

Я работала в главном здании, напоминавшем античный храм с горделиво выставленной напоказ ионической колоннадой. Каждый раз, ступая под его своды, испытываю невероятный восторг от одной мысли, сколько сил и таланта было вложено в строительство этого мраморного гиганта. И хотя за пять лет рутинного труда в величественных стенах глаз замылился, перестав выхватывать чудесные детали рельефных фризов и разглядывать уникальную конструкцию арочных стяжек, чувство благоговения никуда не делось. Сердце по-прежнему охватывает радостное волнение, стоит только подняться по широкой каменной лестнице, чтобы пройти сквозь время и погрузиться в привычные запахи, звуки и атмосферу волшебства.

Заглянув к экспозиционерам, я поздравила с праздником Ренату Геннадьевну — старейшего сотрудника нашего музея. Война застала ее восьмилетним ребенком и научила ценить жизнь так, как это умеют делать только люди, чудом выбравшиеся из лап смерти. Наверное, именно из-за непреодолимой жажды созидать пожилая женщина посвятила себя музею. Оформление выставок уже давно стало ее отдушиной, а бережно расставленные по залам экспонаты заменили давно выросших детей, внуков и даже правнуков.

— Что ты, дочка, не надо! — замахала руками Рената Геннадьевна, пытаясь отказаться от протянутого букета. — Я же не ветеран какой! Ни на фронте, ни в тылу не отличилась — малышкой еще была. Зачем же?

— Мне просто хотелось вас поблагодарить, — призналась я, с трудом вручив подарок. — Вы многое для меня сделали, многому научили. Все-таки почти два года в одном отделе работали!

— Да, было время… — Старушка зарылась лицом в нежные бутоны и сделала глубокий вдох, наслаждаясь тонким ароматом. — Красивые цветочки! Я таких и знать не знаю!

— Это эустомы, мои любимые.

— Мать честная, будто болезнь какая!

— Их еще лизиантусами называют.

— Час от часу не легче! — охнула моя старая наставница, но цветы все же бережно поставила в вазу, выуженную из узкого шкафчика. — Спасибо тебе, дочка. Теперь бы уследить, чтоб мои усатые шкоды такую красоту не сожрали. На днях фикус объели, представляешь? Уверена, что зачинщиком был Моне, а Мане идет у него на поводу!

— Зато они у вас обои не дерут и в лоток ходят, — заметила я с улыбкой. — Для таких малышей это уже немало.

— Малышей, как же! Такие лоси вымахали!

Рената Геннадьевна полезла в телефон и, несколько раз сосредоточенно ткнув пальцем в экран, развернула фотографию с двумя милыми котятами-подростками: дымчато-черного и пятнистого кремового окраса. Едва различимые отметины на лбу в виде буквы «М» придавали обоим особое очарование.

— И правда сильно подросли.

— Не то слово! Время летит, что поделать… Попьешь со мной чаю, дочка?

— Не могу, у меня через полчаса занятие с малышами, надо подготовиться, — с сожалением отказалась я от приглашения.

— Эх, у меня тоже работы непочатый край, — пожаловалась коллега в ответ. — Оля заболела, а у нас новая выставка через четыре дня. Придется одной этикетажем заниматься.

— Хотите помогу? — предложила я и, пока не услышала отказ, быстро добавила: — У меня сегодня две экскурсии всего, времени хватает.

Рената Геннадьевна замялась, не зная, что мне ответить. Я видела, как отчаянно она нуждается в чьей-то помощи и в то же время не хочет обременять никого своими заботами. Но бросить пожилую женщину, подслеповато щурившуюся сквозь толстые стекла очков, я никак не могла. Оформительская работа была не только интересной, но и кропотливой, изнурительной для внимания и тяжелой для глаз.

— К тому же я сама соскучилась по аннотациям и информационным табличкам, — призналась я, продолжая уговоры. — Иногда хочется отдохнуть от людей и немного покопаться в бумажках, согласны?

— Отдохнуть — это хорошо, дочка, — улыбнулась мне старушка, отчего частая сеточка морщин вокруг ее глаз превратилась в длинные лучики. — Вот только отдыхать бы тебе не с бумажками, а с любимым.

Я засмеялась и, уверив добрую женщину, что мой муж — человек понимающий и влюбленный в работу не меньше, чем я сама, пообещала прийти после обеда. Если постараемся, то справимся за один день и выходные, следуя мудрому совету, я проведу с любимым.

* * *

Несмотря на то что в музее я пробыла до самого закрытия и домой вернулась затемно, квартира встретила меня тишиной. Вначале я этому даже обрадовалась: ужиная в одиночестве, смогла детально обдумать, как именно украшу комнату к завтрашнему вечеру. Куда лучше всего повесить фотографии? Пожалуй, на темных шторах, они будут смотреться особенно выигрышно. Особенно если придвинуть к окну столик и разместить на нем два высоких фужера с бутылкой шампанского, заранее припасенного мной для такого случая. Или лучше сделать дорожку из снимков от входной двери прямо к разобранной постели? Мысленно представив картину, как Леша подбирает мою самую откровенную фотографию и восхищенно застывает на месте, я улыбнулась и смущенно закусила губу. Думаю, завтра мне точно удастся его удивить!

Прошел час — и сладкие фантазии были раз десять прокручены в голове, все телеканалы пролистаны, чай выпит, а печенье съедено. Бесцельно побродив по дому и дождавшись сообщения от мужа о том, что сегодня он вряд ли освободится раньше полуночи, я оторвала взгляд от потухшего телефона и с сожалением посмотрела в окно. Люди неспешно гуляли по переулку, держась за руки или просто шагая рядом друг с другом. Они выглядели по-настоящему счастливыми и беззаботными. Вот у входа в подъезд девочка споткнулась о вздыбленную брусчатку тротуара, но была вовремя подхвачена отцом и залилась заразительным смехом. А чуть дальше, на углу, солидная дама испуганно ойкнула и неосознанно прижалась к своему спутнику, когда фонарь над ней резко погас и замерцал дребезжащим светом. Мужчина обнял ее и, проворчав что-то с недовольным лицом, поцеловал в висок.

Наверное, все идут в парк, чтобы полюбоваться салютом. Бросив взгляд на часы, подумала, что и сама бы могла успеть к первым залпам. Разве вечерний променад не лучше унылого ожидания в одиночестве? Так? Так. Кивнула собственным мыслям и, подчиняясь внезапному желанию сбежать из пустого дома, быстро обулась, накинула куртку прямо на домашнее платье и вышла за дверь.

Любовь богини, вышедшей из пены,

Непостоянна, как ее черты:

То равнодушны, холодны, надменны,

То полны нежности и теплоты.

За хрупкостью скрывается упорство,

За мнимой силой — раны на душе,