— Малышей, как же! Такие лоси вымахали!
Рената Геннадьевна полезла в телефон и, несколько раз сосредоточенно ткнув пальцем в экран, развернула фотографию с двумя милыми котятами-подростками: дымчато-черного и пятнистого кремового окраса. Едва различимые отметины на лбу в виде буквы «М» придавали обоим особое очарование.
— И правда сильно подросли.
— Не то слово! Время летит, что поделать… Попьешь со мной чаю, дочка?
— Не могу, у меня через полчаса занятие с малышами, надо подготовиться, — с сожалением отказалась я от приглашения.
— Эх, у меня тоже работы непочатый край, — пожаловалась коллега в ответ. — Оля заболела, а у нас новая выставка через четыре дня. Придется одной этикетажем заниматься.
— Хотите помогу? — предложила я и, пока не услышала отказ, быстро добавила: — У меня сегодня две экскурсии всего, времени хватает.
Рената Геннадьевна замялась, не зная, что мне ответить. Я видела, как отчаянно она нуждается в чьей-то помощи и в то же время не хочет обременять никого своими заботами. Но бросить пожилую женщину, подслеповато щурившуюся сквозь толстые стекла очков, я никак не могла. Оформительская работа была не только интересной, но и кропотливой, изнурительной для внимания и тяжелой для глаз.
— К тому же я сама соскучилась по аннотациям и информационным табличкам, — призналась я, продолжая уговоры. — Иногда хочется отдохнуть от людей и немного покопаться в бумажках, согласны?
— Отдохнуть — это хорошо, дочка, — улыбнулась мне старушка, отчего частая сеточка морщин вокруг ее глаз превратилась в длинные лучики. — Вот только отдыхать бы тебе не с бумажками, а с любимым.
Я засмеялась и, уверив добрую женщину, что мой муж — человек понимающий и влюбленный в работу не меньше, чем я сама, пообещала прийти после обеда. Если постараемся, то справимся за один день и выходные, следуя мудрому совету, я проведу с любимым.
* * *
Несмотря на то что в музее я пробыла до самого закрытия и домой вернулась затемно, квартира встретила меня тишиной. Вначале я этому даже обрадовалась: ужиная в одиночестве, смогла детально обдумать, как именно украшу комнату к завтрашнему вечеру. Куда лучше всего повесить фотографии? Пожалуй, на темных шторах, они будут смотреться особенно выигрышно. Особенно если придвинуть к окну столик и разместить на нем два высоких фужера с бутылкой шампанского, заранее припасенного мной для такого случая. Или лучше сделать дорожку из снимков от входной двери прямо к разобранной постели? Мысленно представив картину, как Леша подбирает мою самую откровенную фотографию и восхищенно застывает на месте, я улыбнулась и смущенно закусила губу. Думаю, завтра мне точно удастся его удивить!
Прошел час — и сладкие фантазии были раз десять прокручены в голове, все телеканалы пролистаны, чай выпит, а печенье съедено. Бесцельно побродив по дому и дождавшись сообщения от мужа о том, что сегодня он вряд ли освободится раньше полуночи, я оторвала взгляд от потухшего телефона и с сожалением посмотрела в окно. Люди неспешно гуляли по переулку, держась за руки или просто шагая рядом друг с другом. Они выглядели по-настоящему счастливыми и беззаботными. Вот у входа в подъезд девочка споткнулась о вздыбленную брусчатку тротуара, но была вовремя подхвачена отцом и залилась заразительным смехом. А чуть дальше, на углу, солидная дама испуганно ойкнула и неосознанно прижалась к своему спутнику, когда фонарь над ней резко погас и замерцал дребезжащим светом. Мужчина обнял ее и, проворчав что-то с недовольным лицом, поцеловал в висок.
Наверное, все идут в парк, чтобы полюбоваться салютом. Бросив взгляд на часы, подумала, что и сама бы могла успеть к первым залпам. Разве вечерний променад не лучше унылого ожидания в одиночестве? Так? Так. Кивнула собственным мыслям и, подчиняясь внезапному желанию сбежать из пустого дома, быстро обулась, накинула куртку прямо на домашнее платье и вышла за дверь.
Любовь богини, вышедшей из пены,
Непостоянна, как ее черты:
То равнодушны, холодны, надменны,
То полны нежности и теплоты.
За хрупкостью скрывается упорство,
За мнимой силой — раны на душе,
Смиренье вдруг сменяет непокорство.
И даже если ты настороже,
Дорога сердца неисповедима.
Сегодня солнце мило, завтра — ночь.
То, что дурным считалось, вдруг любимо,
То, что желанно было, гоним прочь.
Горят и гаснут страсти, сделав круг:
Все преходяще в мире, полном мук.
Когда вернулась домой, в нос ударил густой сладкий запах, от которого тут же заслезились глаза. Источник столь головокружительного аромата обнаружился в комнате: на тумбочке, стоящей с моей стороны разобранного дивана, сквозь сумрак проступал силуэт вазы с цветами. На цыпочках, чтобы не разбудить спящего мужа, я подошла ближе и с нежностью коснулась загнутых книзу лепестков. В глазах опять защипало, но теперь уже от нежданной заботы, а по сердцу будто прошлись мягкой лапкой. Растроганная, я невесомо погладила Лешу по предплечью и виновато отдернула руку, стоило ему заворчать во сне и перевернуться на другой бок. Устал, бедный, в последнее время работает на износ.
Тихонько прокравшись в ванную, я умылась, стараясь лишний раз не шуметь флакончиками. Здесь же переоделась в захваченную с собой ночнушку, бесшумно скользнула в комнату и нырнула в постель.
Сон не шел. В носу свербело, напоминая о том, что в аптеку я сегодня так и не заглянула. Несколько раз глухо чихнув в ладонь, попеняла себя за забывчивость и попыталась заснуть, спрятав голову под байковое одеяло. Приторный запах цветов с едва уловимой горьковатой ноткой удалось приглушить, но вскоре стало нестерпимо душно и жарко: Леша пробурчал что-то сквозь сон и по привычке подгреб меня под свой бок, придавив тяжелой рукой. Промучившись с четверть часа, я аккуратно выбралась из захвата, шмыгнула носом, протерла слезящиеся глаза и, обхватив вазу, отправилась на кухню.
Щелкнув выключателем, зажмурилась от яркого света, ударившего в лицо. Почему-то резкий аромат лилий, букет которых я сжимала в своих руках, здесь казался не таким уж и сильным. Поставив вазу на стол, немного полюбовалась изящными оранжевыми соцветиями, усыпанными черными крапинками, промыла лицо водой из-под крана и, погасив люстру, вернулась в комнату. Вот только запах словно поселился рядом с постелью, комом встав поперек горла. Даже открытая форточка, впустившая в квартиру зябкий ветерок, не спасала. Вдобавок сломанный фонарь на улице так и продолжал мигать, раздражая рваными отсветами, пробивающимися через тонкие шторы. Когда в висках заломило от едкой пыльцы и скачущих перед глазами желтых пятен, я не выдержала и сбежала в свой маленький чулан-кабинетик.
— Позвольте вас побеспокоить? — вежливо спросила я у полки над рабочим столом, проводя пальцем по корешкам книг. — И кто же составит мне компанию этой ночью, ммм?
В ладонь лег небольшой томик, на обложке которого темноволосая дама с вызовом смотрела на мир поверх обнаженного плеча. Невольно я представила себя на ее месте и попыталась изобразить такой же надменный взгляд, провокационно спустив бретельку ночнушки. А что если бы Никита сфотографировал меня в таком виде? Получилась бы из меня «Венера в мехах»? Невероятно смутившись от этой мысли, я быстро подтянула лямку сорочки, пока она окончательно с меня не сползла, и, поежившись, в два слоя обмоталась серым пледом, висевшим на спинке кресла.
— Ночью в голову всякая глупость лезет, — поделилась я с портретом высокомерной дамы, после чего поспешила открыть книгу, приятно скрипнувшую новеньким корешком, и углубиться в чтение вступительной статьи.
* * *
Утро началось с неожиданного телефонного звонка, пропевшего голосом Клары Румяновой про белогривых лошадок. Но радоваться новому дню, вопреки жизнеутверждающему тексту, совсем не хотелось: голова гудела, а шея затекла от сна в неудобной позе за рабочим столом. Поморщившись, я не сразу поняла, где нахожусь, и ответила на вызов машинально, даже не посмотрев на высветившийся на экране номер.
— Алло, — выдохнула в трубку, попутно пытаясь понять, который сейчас час и почему тело плохо меня слушается.
— Диночка! Дочка! — Голос Ренаты Геннадьевны звучал взволнованно, и я моментально подобралась, резко выпрямившись на стареньком, потертом кресле. — Прости, что звоню ни свет ни заря, но я в совершеннейшей растерянности! Представляешь, «Артмуза» в последний момент отозвала свою коллекцию, а у нас половина первого зала стоит пустая!
— Отозвала коллекцию… — хрипло повторила я и только потом осознала смысл сказанного, нервно воскликнув: — Как отозвала коллекцию?! Завтра же открытие выставки! Что нам на стены вешать?
Ох, как нехорошо! Мысли в голове тут же встали на свои места, и я вспомнила, как ночью сбежала в свою каморку от вездесущего цветочного запаха, зачиталась и, похоже, уснула прямо на книге, прильнув щекой к раскрытой странице. Неудивительно, что теперь каждое движение отдавало болью в затылке.
