Я указываю свободной рукой на стеклянную конструкцию.

— Ты хочешь пойти туда? — Спросил он.

— Да!

— Теплица? — Я улыбаюсь.

— В этом что-то не так? — Удивилась я.

— Я просто удивлен, что ты предпочитаешь это, а не гулять на свежем воздухе.

Я почти тащу его через двери. В тот же миг на нас обрушивается порыв влажного воздуха. Вентиляторы распыляют теплый туман на все растения, и мы попадаем под перекрестный огонь.

Между его бровями появляется складка.

— Почему здесь так душно?

— Потому что им нужно воссоздать тропический климат.

— Зачем?

Меня возбуждает то, что я знаю о теме больше, чем Деклан, и я наслаждаюсь тем фактом, что он, в конце концов, знает не все.

— Такие растения, как эти, обычно не переживают здешних времен года. Без теплицы они, скорее всего, умрут, особенно в Чикаго.

Он следует за мной, когда я иду между рядами невысоких пальм.

— Это причина, по которой ты держишь все свои растения в помещении?

— Мне нужна причина получше, кроме того, чтобы раздражать тебя ими? — Его взгляд заставляет меня рассмеяться про себя.

— Жизнь в квартире имеет много преимуществ, но оранжерея — не одно из них. Не хватает места. — Я веду его к небольшому пруду в задней части оранжереи.

— Ты знаешь, что у тебя есть разные слова, чтобы выразить свои чувства? — Он кивает. — Растения тоже имеют разные значения. — Я указываю на стебли лотоса, выглядывающие из мутной воды. — Это мои абсолютные фавориты.

— Почему? — Он кладет руки в карманы и смотрит на меня в упор без тени эмоций.

— Потому что меня поражает, как самый прекрасный цветок может распуститься в самых худших условиях. — Я смотрю на свое отражение в мутной воде.

— Кажется глупым связываться с цветком…

— Это не так. — Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня. Тепло, отражающееся в них, побуждает меня открыться, не беспокоясь о последствиях. — Я долго недооценивала себя, а потом поняла, что мне нужно преодолеть все плохое и найти свет.

— Это причина, по которой тебе нравилось посещать оранжерею? — Он останавливается рядом со мной, чтобы поближе рассмотреть цветы.

— Главной.

— Другие есть?

— Ты на него смотришь. — Я кружусь по кругу, вытянув руки, и мои ладони задевают пару листьев.

Его губы сжимаются в слабой попытке скрыть улыбку.

— Ты сумасшедшая женщина — растение.

— Пожалуйста. Я официально не заслужила этого титула, пока у меня не будет собственной оранжереи.

— Ты хочешь ее?

— Оранжерею?

— Пестициды здесь действуют тебе на голову или ты просто пытаешься понять, о чем я спрашиваю?

— Может быть, я борюсь, потому что ты не спрашиваешь в первую очередь. — Его грудь вздымается от глубокого вдоха.

— Хочешь оранжерею?

— На твоем заднем дворе?

— Я думаю, мы можем начать называть его нашим, учитывая, что ты тоже там живешь. — Мой рот открывается, прежде чем снова закрыться.

— Ты предлагаешь построить для меня оранжерею?

— Хотя бы для того, чтобы не споткнуться о растения в горшках посреди ночи, когда мне чертовски хочется выпить стакан воды.

— Как глупо с моей стороны думать, что ты хочешь построить его, чтобы сделать меня счастливой.

— Все, что я делаю, исключительно для моей пользы. — Но его ухмылка говорит прямо противоположное.

Теплое чувство от его улыбки следует за мной, пока мы идем через оранжерею. Я трачу время на то, чтобы рассказать Деклану про эти растения. Для человека, который всегда берет на себя инициативу, он, кажется, ни капельки не беспокоится о том, чтобы следовать за мной.

Когда мы выходим из оранжереи и щуримся от солнца, Деклан спрашивает:

— Куда дальше? — Я указываю на тропу, которая проведет нас вокруг озера.

— Вот туда.

Вместе мы идем рука об руку, как будто это самая естественная вещь в мире. Деклан задает мне вопросы о разных растениях, и я отвечаю на них, слишком увлекаясь такими темами, как разница между тропическими и полутропическими. Он задает глупые вопросы, половина из которых, я уверена, сделана специально, чтобы рассмешить меня.

Серьезно, я ни за что не выйду замуж по доброй воле за человека, который не знает разницы между суккулентом и кактусом. Он, кажется, смущен тем, что все кактусы-суккуленты, но не все суккуленты-кактусы, и я провожу с ним добрый час в засушливой оранжерее, объясняя все, что знаю о разных растениях. Ни разу он не показался мне скучающим, несмотря на мою безостановочную болтовню.

Деклан, человек, который не говорит дольше пяти минут, говорил со мной часами. Эта мысль вызывает у меня гораздо большее головокружение, чем следовало бы.

Только когда солнце начинает садиться, Деклан ведет нас к выходу.

— Итак, ты нашёл его?

— Кого? — я поднимаю наши сцепленные руки в воздух, чтобы напомнить ему о нашем долге.