— Тебя послушать, такое впечатление, что пятилетка говорит, а не взрослая девица, которой замуж пора.

— Думаешь, пора?

Хлоя сидит спиной к окну и, чуть откинувшись назад, накидывает на голову тонкую занавеску.

— Мне пойдет свадебный наряд?

— Хлоя! Апчхи!

Я подскакиваю, но уже поздно. Хлопья пыли с занавески летят на стол и вокруг. А мы оглушительно чихаем.

— Ну что ты наделала? Хорошо еще, что кастрюля была крышкой накрыта, а то остались бы мы без ужина. Сколько же всего здесь нужно мыть. И это только одна комната, а их тут… Кстати, сколько их тут?

— Пять! Я еще утром посмотрела. Посередине большая и в разные стороны четыре, правда, здорово? Как раз всем хватит.

— Я бы предпочла, чтобы у наших мастеров был отдельный вход. Но, что поделать, — я понимаю, что нужно серьезно поговорить с Хлоей, но даже не знаю, как начать. — Хлоя, ты же понимаешь, что с нами будут жить двое мужчин?

— Конечно, — пожимает плечами она, — Реми и Роберто. По-твоему, у меня провалы в памяти?

— По-моему, ты слишком легкомысленна! Они молодые мужчины, — мне становится неловко, — у них могут возникнуть, — я кручу головой, подбирая слова, — желания.

— Ну и пусть возникают, — легкомысленно отвечает Хлоя, — без желаний не проживешь. Скукота.

Я вздыхаю и мысленно закатываю глаза.

— Ты — юная и наивная девушка.

— Совершеннолетняя! Паспориал имею.

— Паспориал мозгов не прибавит. И опыта. В общем, хватит уже пререкаться, — я понимаю, что вот-вот вспылю, — просто будь осторожна. Чтобы они не задурили тебе голову. Особенно Роберто.

— А что, ты бы предпочла, чтобы он дурил голову тебе? — ехидно интересуется она.

— Иди лучше за веником, — не нахожусь я, что ответить. — А то пылищу подняла, а убирать, кто будет? Давай-давай, с готовкой я закончу сама.

Хлоя. У Реми возникают желания

Ужинаем мы все вместе. Реми возвращается не только с чемоданом, но и с хорошими новостями. Он сходил на завод и предупредил, что будет работать у нас.

— Признаться, я опасался, что могут заставить отрабатывать месяц, — говорит он, когда, вымыв руки, усаживается за стол.

— А могли? — спрашивает Зоя. Она ставит в центр стола круглую и плоскую керамическую кастрюльку, полную ароматного мясного жаркого с овощами.

— Юридически — да, — кивает Реми, — я ведь ответил согласием на приглашение. Они ждали. Девеник Свон был недоволен и хотел стрясти неустойку. Если бы не заступничество Лерайлии, пришлось бы или раскошелиться, или отработать месяц по контакту.

— Отлично, значит, уже завтра можете приступать к работе, — улыбается Зоя. — Если будет нужно что-то, возможно, новые инструменты или какие-то расходные материалы, говорите мне. Стартовый капитал, хоть и небольшой, но есть.

— Пожалуй, я начну с кареты Роберто, а там, глядишь, и клиенты увидят, что мы открыты, и подтянутся.

— О, я знаю! — оживляюсь я. — Я завтра прогуляюсь по городу и буду всем рассказывать, что наша мастерская уже открылась. И что у нас новый мастер, обучавшийся… Кстати, Реми, где ты учился?

— А это так важно?

— Конечно, — кивает Зоя, — так все же, где?

Почему-то Реми выглядит смущенным. Неужели он никакой не мастер, а самоучка? Но даже если так, был бы он плохим специалистом, разве его бы пригласили на завод?

— Да, Реми, — смачно поддевая соус куском хлеба, говорит Роберто, — учился ты все-таки или нет?

Я мягко улыбаюсь и кладу руку на ладонь Реми. Мне кажется, он взволнован. Все это начинает напоминать какой-то допрос, и мне хочется его поддержать. Он чуть улыбается в ответ, больше глазами, чем губами.

— Надеюсь, мажинерная академия в Брейвиле удовлетворит ваши взыскательные требования? — спрашивает он Зою.

И теперь даже я понимаю его смущение. Случайных людей там не бывает. Даже я, отучившись при библиотеке, могу считаться счастливицей. Многим приходится довольствоваться базовым образованием, которое дают при храмах. Зоя так и вовсе вытащила золотое перо из хвоста феникса: она выиграла конкурс и училась на частном курсе вместе с детишками знати. Но академия, да еще в столице, — это что-то недостижимое. Можно сказать, что обучение такого уровня передается по наследству.

— Да ты мажорчик из богатенькой семейки? — спрашивает Роберто. — А выставлялся-то.

— Я сирота, — холодно отвечает Реми. — И предпочел бы не продолжать этот разговор.

Мне так неловко, что хочется плакать и кусок не лезет в горло. Зачем мы приставали с вопросами? Ужин заканчиваем в тишине. Когда все расходятся по комнатам, я иду за Реми. Наверное, я иду слишком тихо, потому что он, не оглядываясь, толкает дверь у себя за спиной, и она едва не ударяет меня по носу. А может, и не случайно, может, он просто не хочет разговаривать. Мнусь у двери, не зная, что дальше делать. Постучать? Или уйти?

— Кто там? Входите, я вас слышу, — говорит Реми из-за двери.

И мне приходится войти. В его комнате также неуютно и пыльно, как и в остальных. Мы пока отмыли только кухню и ванную. Может, предложить ему помочь?

— Я пришла извиниться, — говорю я оглядываясь.

На стуле махровый «ковер» из пыли. Только постель выбита и застелена свежим бельем. На кровати, облокотившись на упертую в спинку подушку, полусидит-полулежит Реми, закинув руки за голову. Я мнусь, не зная, можно ли присесть на край кровати или лучше постоять.

— За что же, Хлоя?

— Это ведь я начала разговор о вашей учебе. А вы не хотели говорить об этом. И не обязаны, если не хотите. Но Роберто, да и Зоя тоже вели себя некрасиво. Простите.

Он немного помолчал, глядя на меня каким-то внимательным взглядом, который я не очень поняла. И сказал, подвигаясь к краю кровати:

— Садись, Хлоя. Мне жаль, что я не могу тебе предложить стул.

— Это мне жаль. Мы предоставляем вам комнату и должны были позаботиться о чистоте. Но все так навалилось. А бытовых заклинаний я совсем не знаю.

— Вот как? Мне казалось, в этих церковных школах как раз больше учат мыть и готовить, — заметил он, и по тону было понятно, что Реми не особо высокого мнения о таких школах.

— Но я училась не при храме, а в библиотеке, очень хорошей при академии искусств. Нас учили и словесности, и счету, и естественным наукам, и искусству. Но совсем не учили мыть и готовить, да.

Присаживаюсь на край кровати. Как бы не запачкать, хорошо, что я привела себя в порядок перед ужином. Еще не хватало оставить грязь на его белоснежных простынях.

— А знаете, Хлоя, мне нравится, что вас учили языкам и искусству, а не штопке и вытиранию пыли. Нравится, что вы способны восхититься красотой цветущего сада настолько, чтобы, забыв обо всем, кружить в снегопаде лепестков.

Он опять смотрит своим непонятным взглядом, и я не знаю, что ответить. Не говорить же «спасибо», это так по-дурацки звучит.