— Ну уж точно не выкидывать на улицу, — отвечает она, и в голосе я слышу непривычную твердость. — Они же новорожденные, Зоя. Разве можно быть такой жестокой?

Она качает головой и идет в свою комнату. За ней шагает Реми, и я только сейчас вижу, что он держит животное, очень похожее на малыша, но крупное. Видимо, маму. Допиваю оставшийся кофе. Он холодный и кислый, но почему-то я не выливаю его, а продолжаю цедить маленькие глотки.

— Реми, постойте, — прошу я, когда он выходит из комнаты Хлои. — Садитесь. Если хотите, могу сварить кофе. Ваша прогулка же не состоялась.

— Подозреваю, что знаю, о чем пойдет речь, — вежливо улыбаясь одними губами, говорит он. Глаза при этом остаются серьезны и деловито-спокойны.

— О Хлое, — киваю я, — она совсем ребенок…

— Нет, — отрезает он, — она взрослая девушка. Молодая женщина, если уж на то пошло. Да, юная, нежная, в чем-то наивная. Но вы не сделаете ей добра, пряча за своими юбками.

— А это уже не ваше дело, — резко отвечаю я и ставлю кружку на стол. Получается слишком сильно, и она громко стукает о поверхность. — Не вы заботились о ней. Не вы учили, лечили, кормили. Не вы!

— И думаете, это дает вам право управлять ее жизнью? Подумайте, Зоя. Вы ведь любите сестру и желаете ей блага. Так дайте ей возможность учиться плавать в море жизни. Иначе вы рискуете, что однажды она самовольно отправится в плавание, не имея ни руля, ни весел.

Он встает и, чуть поклонившись, уходит к себе, а я остаюсь. Машинально, не задумываясь, мою кружку и ставлю сушиться. Вытираю со стола какие-то невидимые крошки, ставлю на место стулья. На душе неспокойно. Потоптавшись немного, я иду к Хлое.

Надо же, она тут все убрала. Когда только успела? Устроила свой зверинец в коробке и сидит на полу рядом.

— Хло, давай мириться, — говорю я и сажусь на кровать. — Слишком много событий для пары дней. Еще и эти, — я киваю на коробку, — кто они хоть?

— Не знаю. На кошек похожи.

— Ага, только синих и крылатых, а так один в один кошки, — печально усмехаюсь я. — Ты бы их в лечебницу, что ли, отнесла. Им положены прививки, какие-то обследования, препараты от паразитов.

— Но они же только родились, — недоверчиво тянет она.

— Если мама болеет, то и дети могли от нее заразиться, — тихо говорю я.

И мы обе молчим. Слишком уж больно отзываются в нас эти слова.

— Знаешь, если хочешь, сходите завтра в ту кофейню, — говорю я, садясь рядом с ней и обнимая за плечи.

Меня клонит в сон, наверное, заклинание начинает действовать, и я, бросив последний взгляд на коробку с неведомыми зверями, иду к себе. Кручусь в постели, то засыпаю, то просыпаюсь и все прислушиваюсь — не скрипнет ли дверь, не прозвучат еле слышно шаги. Но в доме спокойно, никакие проблемы и секреты не таятся в его стенах. На первый взгляд.

***

— Сегодня у нас много дел, — говорю я, расставляя на столе перед каждым тарелки. Мужчинам — классический завтрак с яичницей, сосисками и фасолью. Мы с Хлоей привыкли завтракать кашей с фруктами и орехами, и для всех кофе.

— Стоит купить джезву побольше, — вздыхает Хлоя, — варить кофе по одной чашечке слишком утомительно.

— Зато можно каждому сделать на его вкус, — улыбается Реми, забирая свою чашку.

— Много чего нужно купить, — вздыхаю я, глядя на разномастную посуду. Если тарелки выглядят еще более или менее одинаково, то кружки вызывают у меня желание немедленно бежать в город и купить сервиз.

— А мне нравится, что кружки разные, — перехватив мой взгляд, говорит Роберто. — Они подчеркивают индивидуальность.

— Интересно, что о вашей индивидуальности говорит эта прелестная чашечка с розочками, — поддеваю я Роберто, немного уязвленная тем, как легко он угадал мои мысли. — Кстати, сегодня нужно закончить уборку в саду. Справитесь?

— Ах, как вы суровы, Зоя, сами же видите, какие нежные розы цветут в моей душе, а вы про уборку, — вздыхает он, трагически глядя на меня и двигая головой так, что длинные черные волосы волной струятся по плечам.

— Роберто, если ваши волосы отросли, как у барышни, не могли бы вы перед едой заплетать их в косы, — говорит Реми, демонстративно отодвигая свою тарелку.

— Только если вы начнете подвязывать свою эспаньолку платочком, — парирует он, но волосы все-таки убирает назад.

— Да какой вообще смысл мужчине носить длинные волосы, если только он не маг, — говорю я и замолкаю, глядя на Роберто. А он так смотрит в ответ, так блестит своими темно-серыми, как старое серебро, глазами, что я понимаю: догадка была верна. Ну погоди, я тебя расколю, и секреты твои разгадаю!

— А ты чем займешься, Зоя? Может, сходишь со мной в лечебницу? — спрашивает Хлоя.

— Нет, думаю сходить в местную газету. Может, получиться дать объявление насчет нашей мастерской. Ну а вы, Реми? Займетесь каретой Роберто?

— И схожу на завод, узнаю, можно ли через них заказать из столицы некоторые детали, — кивает он.

После завтрака захожу к Роберто. Дверь приоткрыта, но я все равно стучу по стене рядом. Еще не хватало застать его в неглиже.

— Да-да, входите, — слышится изнутри.

Ну вот зачем говорить «входите», если сам в это время едва натянул штаны!

Роберто стоит у шкафа, рубашка небрежно висит на створке, а он застегивает ремень на поясе.

— Зоя, я не смел надеяться увидеть вас здесь. Присядете?

— Благодарю, я постою. И извольте одеться.

— Вас слишком отвлекает?

— Боюсь, что это слишком отвлекает вас, — отрезаю я отворачиваясь.

Слышу шаг, но не успеваю ни повернуться, ни толком что-то подумать.

— Не надо бояться, Зоя, — тихо говорит Роберто, стоя прямо у меня за спиной, голос его звучит иначе, без привычной насмешки. Он так близко, что я чувствую дыхание на шее. Чувствую запах его одеколона и касание кожи через тонкую ткань одежды.

— Я... я вас вовсе не боюсь, — говорю я, и голос предательски срывается.

— Вы боитесь своих чувств. Боитесь показаться слабой и уязвимой, — все также тихо и гипнотически говорит он, — я прав, Зоя?

— Не смейте так со мной разговаривать, — выдыхаю я, выбегая из комнаты.

Врываюсь к себе, хлопнув дверью. Меня разрывает от странных, противоречивых эмоций, которые я не могу назвать, не могу себе объяснить. Мне хочется кричать. Кричать так громко, чтобы затряслось небо. Но я падаю на кровать и не просто плачу, а рыдаю. Это не слезы печали или горя. Это какие-то запрятанные далеко-далеко за семью засовами внутренние переживания выходят наружу.

Хлоя. Это просто кофе

— Даже не представляю, как вас нести, шмакодявки, — растерянно говорю я, глядя на копошащихся в коробке малышей.

Были бы только они, я бы еще справилась, но есть ведь и мама! А такую коробку мне попросту не удержать. Вот если бы можно было пойти с кем-то вдвоем. Но все заняты. У Зои вообще столько дел, что мне становится жутко стыдно каждый раз, когда я вообще ее вижу. Мне кажется, я просто изнываю от безделья, в то время, когда она трудится не покладая рук. Реми… Да, пожалуй, я бы хотела сходить с ним, но сразу после завтрака ушел. Ладно, попробую как-нибудь донести.

После приезда у нас осталось несколько крепких, вместительных коробок. В одну я сажаю маму, в другую малышей и проверчиваю отверстия для дыхания. Ставлю коробки одну на другую и тихонько иду. К сожалению, видно мне только кусочек сверху, но я все-таки, не теряя надежды, потихоньку перетаптываюсь, нащупывая дорогу.